***
Вот мне сейчас…, я молоденький, я смеюсь, мне сейчас 37 лет, а на самом деле 73, и я начинаю думать…, начинаю думать…, и помоги мне, Господи, их же святыми молитвами. Ну ещё я считаю, что и отец Петр Чельцов, и особенно отец Сампсон…, что я там у них не забыт. Вот…
***
Патриарх Пимен будущий, чем отличался? Я не знаю, где он это брал, но Бог его, конечно, умудрил, тогда он был всего-навсего митрополитом, но у него были очень хорошие проповеди. Он нигде не учился, но это был от Бога проповедник, и, самое главное, вот он все-таки был наш человек, не чиновник. Я ходил в его собор…, он служил так, что дай Бог каждому… А когда он однажды служил в Новодевичьем, Боже мой, открыты были все окна, слышно было так, что… дай Бог ему Царствие Небесное за всё, что он сделал…
Пимен устраивал службы такие камерные, как бы для себя. Митрополит, вот он сидел там на кафедре и всех, каждого благословлял, вот каждого. А в это время, значит, народ пел «Царица моя Преблагая», народное пение, он очень это любил…
…Приехала какая-то делегация, приехали священники, которые прекрасно говорили на русском языке. То ли Зарубежная церковь, то ли какие-то там… в общем, нас признающие... А меня пускали в алтарь Елоховского собора, я уже тогда был священником. Хозяином там был в ту пору владыка Пимен… Так вот владыка Пимен, тогда был ещё молодой, красивый, перед ним так вот сильно кадилом раз, взмах два, три, а на четыре раз – крестом. Раз-два-три – раз крестом. И ходит быстро, бодро. И стоит батюшка отец Сампсон…, а я наблюдаю…: и вот они, значит, встречаются взглядом, и отец Сампсон еле-еле, кончиками бороды вот так пошевелил, как бы выразил ему неодобрение: «Мой миленький митрополит Пимен, миленький, какой ты хороший, ты наш…». И он (Пимен- ред.) начал кадить тихонько, как монах, ну и так даже лучше стало, потому что так он себя несёт, а так он Богу молится. В общем, все понял. Я думаю: «Ну надо же, вот это да…».
***
Очень хорошо я чувствовал себя у отца Валериана Кречетова в ограде, ночью. Вот придёшь туда, походишь, вот везде советская власть, а в этой ограде нет советской власти, благодать-то какая, тишина-то какая, в общем тут царская Россия, тут всё, что угодно, тут вечность... Я не был врагом советской власти, но уж очень они нас донимали, обижали, в общем, доставали. Вот…
***
Есть у меня вот человек, который сейчас за мной ухаживает, Раиса Фёдоровна, (она тогда работала бухгалтером, рассчитывала зарплату). Конец октября, собрались к отцу Сампсону. Она сидит в канцелярии – тепло; в городе Одинцово тоже более-менее тепло, ну и какие-то осенние ботинки нашлись, ну, колготки, и поехали… Приезжаем, а там уже снежок легкий выпал и ветродуй. И говорит она мне: «Вот, говорит, всё, у меня ножки-колотушки, приеду – болеть буду». Я говорю: «Ну, чего, пойдём, помолимся». Помолились, всё, идём, а она мне и говорит: «Батюшка, а ноги-то у меня тёплые» (смеётся). И ни чихнула, ни кашлянула. Вот, если… видимо, она просила, чтобы ей не простудиться, болеть-то ни к чему, и тут же получила. И я очень к нему советую обратиться, по вере твоей да будет тебе, только и всего.
***
Ну что у нас сейчас будет – не знаю, но, Господи, прости, но когда батюшка говорит о нищете, а ездит на Мерседесе…(смеётся), ну это немножко, конечно, напрягает, но, с другой стороны, мы же – христиане, и там у нас написано, значит: «На Моисееве седалище сели…». Сами не исполняют, а слушайте их, а по делам их не поступайте, все мы немножко, простите меня, фарисействуем, а нецерковные, ну что вы, миленькие, сейчас народ мудрый, они, так сказать, это видят… В общем, я очень рад, что… вот в старое время священник был как бы ну образцом, а сейчас благодаря телевидению и прочее, и прочее, священник попал под подозрение, «а вот посмотрим, а кто ты на самом деле». Вот. Да и раньше это было, вот были попы-обновленцы, или которые там неблагоговейно служили, или которые любили деньги, тоже народ смотрел: а вот к кому идти-то вот, кого выбирать-то. Поэтому, в общем, не знаю, что будет с Родиной и с нами, но думаю, что до тех пор, пока мы противостоим внутренне, духовно вот этому золотому американскому тельцу, Русь не погибнет. А потом, Господи, совершаются таинства всё-таки.
***
Это отца очень хорошего Николая Гурьянова академик Александр Федорович Черноусов спрашивал: «Батюшка, вот горе-то какое, в общем, Русь гибнет, плохо-то». А он в ответ: «Да нет, время хорошее - это тогда ельцинское время было - церкви открывают». И, в общем, даже несмотря на то, что вот помпезность и так далее, ну что сделаешь, слаба духовность. Но если откроют много церквей, и будет народ даже формально там приходить, причащаться, ну, потому, что близко к дому, и исповедоваться, я думаю, что количество перейдёт в качество. Кто-нибудь, как-нибудь, да, простите меня, продлит то духовное, что было у отца Петра Чельцова, у отца Сампсона, у отца Николая Гурьянова. Вот, количество таких, ну, будем, внешне верующих, и даже… теперь архиереев много, посмотрим, как они себя поведут, всё-таки количество должно дать качество. И в этом отношении патриарх, конечно, мудро поступает, замечательно, что будет много храмов.
***
Ну и потом ещё я всё-таки верю, что там, наверху, за нас молятся...
