***
Вот я женился, окончил семинарию…, и каким-то образом моя супруга, Царствие ей Небесное, схимонахиня Елисея, вышла на отца Самсона через отца Евгения Тростина…

Отец Евгений Тростин искал всё время старцев, благодатных людей, он ими подпитывался и их подпитывал, в общем, ему интересно было. Это был особый человек: он благословил отца Валериана Кречетова жениться на матушке Наталье; он принимал к себе людей, так, на совет; даже пытался, так сказать, бороться с душевными болезнями, то есть отчитывал, освящал воду, чин у него был своеобразный, давал эту воду пить, вроде помогало… Народ к нему тихонечко шёл. Больше того, у него была книжка «Фармакопея», он знал, когда какую травку собрать… народный такой… вот с молитвой даст травки, попьют, вот и легче станет. Ну, даже какое-то время воображал: белый халат надевал, батюшка с него этот халат стащил, говорит, ты чего, ты врач что ли? Ну, повоображать-то надо было, старенький уже стал. Но это был альянс, я их наблюдал, старцев, один у другого каялся, оба были хорошие, один (отец Евгений- ред.) был простолюдин такой, всю жизнь в селе, хотя окончил духовную семинарию, а другой (отец Сампсон- ред.), я бы даже сказал, изысканный человек в смысле культуры…

***
Из таких людей я бы его сравнить мог с Дмитрием Лихачёвым по внутренней культуре, дисциплине, потому, что я его сам не видел, Лихачёва, но он приезжал в Ульяновск (в Симбирск), и общался с моими хорошими знакомыми. Так вот они утверждали, что в нём была вот даже не выправка, а его внутренний состав, так сказать, он таким был, он таким себя сделал, он вытерпел всё. Потом я узнал из литературы, что он, оказывается, был и верующим, в чём-то участвовал, что-то там даже за границу переслал, чтобы не досталось безбожникам и не разорилось. То есть он, не афишируя себя, сидя тихо уже после зоны, после всех мук, а вот он нёс в себе вот такой заряд. Потом, он очень покровительствовал, как раз вот этим моим знакомым, они были краеведы. Так вот он краеведение так приветствовал, чтобы оно у нас было, чтобы это возрождалось…

***
Ну, я что хочу сказать… Вот у Иоанна Кронштадского я выхватил там, в «Моей жизни во Христе» такую вещь. Значит, вопрос: «Что грехи наши?» Ответ: «Мечта, мечта и есть». Ничего себе, думаю, заявка… Да… мечта, мечта и есть. Сказал грехи на духу священнику – и растаяли, и нет их…Это только Бог может сделать через священника. Что было – простили…, не повторяй, не влезай снова в это…, а уж если опять влез, то всё тебе возвратится…, записи восстановятся…, у Страшного Суда… нам всё предъявят, кто что делал...
***
Что делал отец Самсон? Так он ведь в своё время, как отец Иоанн Кронштадский сказал, «Я в Боге, с Богом, под Богом, Бог окрест меня». Вот он старался быть таким, и, в общем-то, я думаю, что у него в большинстве случаев получалось. Вот говорят: «Святой, святой...». «Святой» – значит, такой, прямо вот ходит, весь такой кристально чистый, сияет алмазами, и всё, – и не подходи к нему близко? А святой – это тоже человек, это человек, который борется за свою святость…

***
Отец Сампсон не только принимал тех, кто на приходе, но ещё изыскивал благодатных носителей, которые могли бы его подпитать. Он мне сам рассказывал, что с удовольствием встретился в Одессе с Кукшей. Он с такими людьми не мог никак наговориться, он искал вообще духовных людей, то есть вот эту духовную общность. Да… Ну и в нас открывал, вернее, сообщал нам. Во всяком случае, я считаю его своим духовником до сегодняшнего дня. Да, я понимаю, что каждый священник – духовник, но лучше, чем с ним, у меня не получалось исповеди. Ну, там, как он учил – это надо записывать. Утром на молитве, когда молишься, вспоминаешь что-то – зафиксируй, пригодится. Лучше всё это донести до духовника, чем, извините меня, забыть. Хотя прощается там, в помазаниях, елеоосвящением, но всё равно лучше вот так.

Молитвы он читал своим голосом, не выпендриваясь, не выкрикивая ничего, а служил ровно, тайные молитвы не читал вслух…, но всегда чувствовалось у него, даже когда он читал молитвы на исповеди, то есть всё, я не знаю, как у него там сердце выдерживало, всё он пропускал через сердце…

И правда, у него голос небольшой был, но тёплый. Вот это вот чувствовалось, что вот…и когда он разговаривал…, у него черепушка была очень хорошая, то есть мозг, но всё равно он слышал тебя сердцем, иногда подсказывал такие вещи, прям вот такие вот моменты, то есть направление даст, и всё, и ты идёшь, и в общем и раскрываешь, и раскрываешь себя. Это у него был дар, конечно, «сие не от вас, Божий дар»…, не от дел, чтобы никто не хвалился. 

Он не был психологом там каким-то, «головастиком», он был сердечным человеком, и я думаю, что, когда он слушал наши грехи, он в это время молился. Притом это не обязательно – в словах молиться, а вот бывает вот, как сказать, ощущения молитвенные, потому что около него было это вот состояние…, не было состояния пустоты, не было состояния какого-то смущения. Это был единственный человек, которому я мог рассказать самого себя, и даже написал большую-большую тетрадку, которую у него же и потерял, положил и забыл, вот. И там такой был донос на меня самого! Ну, ему эти барышни передали эту тетрадку, а я, значит, переживал, куда тетрадка делась…вот... Хорошая была тетрадка, не знаю, куда она попала…

***
А вот я с кем могу его сравнить, с отцом Петром Чельцовым. Это Владимирская епархия, протоиерей, исповедник. У него был рак печени, он, по-моему, на 84-м году почил. Вот. И митрополит, тогда ещё архиепископ, Николай Кутепов, послал меня к нему, исповедовать его. Я был последний, кто его исповедовал, напутствовал. Сидел он около 17-ти лет, всякое там, ссылка, всё… Но он принимал людей и тоже имел дар прозорливости, откровений. Такой вот очень мудрый был человек. И что хочу сказать…, тоже Господь ему дал…, он последний раз причащался, ему было очень больно, но он меня встретил, стоя причастился Святых Христовых Таин. Ну, я уехал служить на Александра Невского литургию, и в это время он преставился. За него всегда молились. Вот в разуме, Господь дал самое главное, не в каком-то вот слякотном состоянии. И отцу Сампсону, конечно, Господь за его вот такую вот…, за его бодрствование, так же, как отцу Петру за его бодрствование Господь дал вот так уходить в вере, в надежде воскресения, в надежде в жизнь вечную…